Алексей Леонов. Прыжок в космос.

«Soyuz-Apollo, Russia and America, I was commander».

О первой в истории международной космической программе «Союз-Аполллон» молодые американцы сегодня почти ничего не знают, даже летчики. Хотя, по сути, это была первая дружеская встреча советских и американских военных после Второй Мировой войны, в которой они еще были союзниками.

«Знаете, как? 45-й год, наши отцы на Эльбе встречались, а спустя 30 лет советские и американские солдаты, их дети, встретились над Эльбой. Ну как получилось, я не знаю».

Алексей Леонов, командир первого в истории международного советско-американского космического экипажа «Союз-Аполлон». Он сделал так, что эта встреча на орбите запомнилась американцам на всю жизнь.

«Когда сели за стол, я даю каждому, там, Тому с Столичной водкой. Они: «Это нельзя!» - «We honor to Russian tradition, we must drink Russian vodka. Это очень хорошо для вашего желудка». – «Okay, we agree. Согласен, мы выпьем». Ну, на полнм серьезе «чин-чин», и не то улыбка, не то огорчение – оказался борщ».

Этикетки с названиями русской водки Леонов специально привез с собой с Земли, наклеил на тюбики с борщом, на свой страх и риск. Как показала история, оно того стоило.

«Но шутка, конечно, она удалась. Забыли, какие научные эксперименты были, а что пили водку, все помнят. Но не пили мы, этого не может быть».

Регалии и звания Алексея Леонова можно перечислять до бесконечности, но весь мир знает его, прежде всего, как человека, который первым вышел в открытый космос. А молодым американским летчикам не грех об этом и напомнить.

«I was first man who works in space».

«Надо оставлять на сутки, а через сутки смотреть, что с этого получится».

Первое ощущение того, что увиденный мир можно переложить на простой лист бумаги, пришло к Алеше Леонову еще в школе. Обычный урок рисования, тема: «Как я провел лето, что больше всего запомнилось».

«И я нарисовал белый гриб, около него маленький гриб, растушевочка, и две травинки. Клавдия Васильевна, наш классный руководитель, она подходит ко мне, берет эту бумажку и убежала из класса. Как выяснилось – пришла к директору, к учителям и говорит: «Вы посмотрите, что сделал ребенок в 8 лет». И она: «Ты ж у нас художник».

«Та же самая, как и в 53-м году, Латвийская академия художеств. Та самая, куда пытался поступить Алексей Леонов».

«Одет я был в отцовский темно-синий костюм, ботинки 45-го размера. Я одевал вначале тапочки, потом на тапочки – ботинки, так было удобней».

«Ну вот почему он к нам, ну, я так полагаю, что наша Академия пользовалась хорошим авторитетом, она в числе трех-четырех лучших вузов страны была».

Рижская академия художеств для Леонова была неприступной крепостью, которую, тем не менее, надо было взять. Поездка – как разведка боем, с собой – папка работ.

«Голова лошади была, портрет Горького был. Так, что еще там у меня было? А, сейчас-сейчас… А, Карл Маркс за 20 минут на спор. Сразу же в это здание, вышел, наверное случайно, ректор: «Ну что, приехал покорять? - таким языком. - Что это у тебя?». Я говорю: «Да вот, я работы…». – «Ну, показывай». Быстро-быстро пролистал: «Ну что, Вы наш студент».

Картины берутся не из чего-то, а из жизни, прежде всего, вот, из воспоминаний, из того, что сейчас ты видишь.

Песочек, песочек, а хочется, чтобы вот песок этот был мокрый. Не сразу получается, тем более для кино».

Эта картина Алексея Леонова называется «Над Черным морем» - первое художественное осмысление того, что увидел человек, шагнувший в открытый космос.

У Леонова не было с собой фотоаппарата с цветной пленкой, но именно он стал тем самым человеком, который первым смог перенести на холст краски и ощущения космоса.

«А когда я, с трудом оторвавшись, шагнул в эту бездну – у меня что-то подкатилось, мне что-то поперло. Звезды были и слева, и справа, и вверху, и внизу. И я находился среди звезд. И я понял, что я сам – частица этого гигантского мира, где живет человек, как песчинка».

«Человек вышел в космическое пространство».

Первое приветствие человека в открытом космосе. На самом деле, эти резкие и не скоординированные движения - попытка справиться с нештатной ситуацией.

«На восьмой минуте я почувствовал, что у меня вышли пальцы из перчаток».

В абсолютном вакууме скафандр буквально раздуло от давления.

«Да, вот эта штука».

Леонов оказался, словно внутри воздушного шарика.

«И ноги вышли из сапог. Я оказался внутри скафандра».

Возможность действовать руками была мгновенно потеряна, опереться в открытом космосе не на что. Для того, чтобы добраться до корабля, надо подтянуть самого себя к шлюзу за специальный трос.

«Я думал дальше: «А как же я соберу фал 5,5 метров одной рукой, да еще когда пальцы вышли из перчаток». Так вот, я понял, что это не выполнить».

Первый выход в открытый космос. На самом деле, несмотря на все расчеты и успех испытаний на Земле, как все пройдет в космосе – точно сказать не мог никто. Допускали даже гибель экипажа. На старт Павла Беляева и Алексея Леонова главный конструктор Сергей Павлович Королев провожал буквально за руку.

«Последние инструкции, которые мне он давал на стартовом столе - абсолютно обо всем докладывать на Землю. «Знаешь, как работает, - говорит, - минер? Гаечку повернул чуть-чуть – доложи. Вот ты должен так работать. Мы должны знать, где песня оборвалась», - говорит. Я сделал все наоборот, я ни о чем не докладывал».

В первый отряд космонавтов набирали только летчиков-истребителей – это было принципиальным решением комиссии.

«Первые, вот, космонавты, в основном, набор был из летчиков, летчиков-истребителей. Потому что это люди, которые мгновенно принимают правильное решение».

«Ну, и поехали представители по воинским частям, стали щупать контингент. Ну, и конечно, приезжали, когда спрашивали: «А есть у вас, вот, молодые люди, которые попадали в какие-то сложные условия, выкручивались как-то?».

В 1959-м Алексей Леонов служил в Киевском венном округе, летал на истребителе-перехватчике. В конце года должен был отправиться на постоянную службу в группу советских войск в Германии.

«Накануне у меня только получилась авария. Значит, лопнула трубка гидросистемы, отказала электрика, отказали приборы. В конце концов, аварийно я выпустил шасси, и после прохода – загорелся пожар. Катапультироваться уже было нельзя, я пошел на посадку, двигатель выключил. Был август месяц и сухой такой, без дождей, земля такая твердая была. Но, по-моему, пшеницу еще не убрали, вот эту вот полосу я полностью убрал пшеницу».

Кем он будет, когда вырастет, Алексей Леонов решил еще в детстве, в 5-ти летнем возрасте.

«Появился в 39-м году фильм «Истребители». Какой же это фильм!»

«Любимый город может спа-ать спокойно…».

«Этот И-16, как он пилотировал, какая раскрутка – у меня это в голове было. Все, никто меня с этого пути не свернет. И мне так хотелось быть летчиком».

Мотивация, профессиональные качества, психологическая устойчивость – летчик-истребитель Леонов идеально подходил для первого отряд космонавтов. Оставалось выяснить, что со здоровьем. В октябре 59-го его вызвали на медкомиссию в Москву.

«Захожу, сидит парень по пояс раздетый, в палате натоплено: «Юрий Гагарин с севера, старший лейтенант Полярной авиации». – «Алексей Леонов с юга, лейтенант, перехватчик».

Через 1,5 года, в апреле 61-го Юрий Гагарин станет первым человеком, побывавшим в космосе. В марте 65-го Алексей Леонов первым выйдет в открытый космос. Но до этого еще 5,5 лет. Надо будет спроектировать и испытать новый корабль, новые системы, и самое главное – создать скафандр, в котором человеку космос не страшен.

«Все понимали, что какие-то вопросы невозможно было до конца отработать в наземных условиях при испытаниях, и всегда могло появиться то, какой-то фактор, который не был до конца отработан на Земле».

Космический вакуум смоделировали в барокамере, гигантской установке, из которой мощными насосами откачивали воздух.

«- Десятый, включить насосы.

- Десятый, есть включить насосы».

Короткие периоды невесомости создавали в самолете-лаборатории во время свободного падения, где отрабатывали все операции по выходу в открытый космос. Но совместить во время тренировок эти два главных фактора, вакуумную среду и, одновременно, невесомость на Земле, невозможно. Поэтому и невозможно было определить точное значение давления внутри самого скафандра.

«При создании этого скафандра сразу было заложено два режима давления: основной режим – 0,4 примерно атмосферы абсолютной и 0,27 – резервный режим. 0,4 режим был выбран из-за того, чтобы максимально снизить риск декомпрессионного расстройства при снижении давления в скафандре перед выходом».

Второй режим давления , 0,27 атмосферного - аварийный, и был предусмотрен только на крайний случай. Понижение давления уменьшало объем скафандра, это позволяло Леонову ухватиться за страховочный трос. Но такой резкий переход грозил закипанием крови и смертью.

«Когда почувствовал, что у меня произошло, я, конечно, не стал говорить ничего. Лихорадочно думал, а кто мне что поможет? Или никто же. И поэтому я сам принял решение сбросить давление. А когда полный закипает азот, то лицо раздувается так, что глаза проваливаются. Мне повезло, что я не попал в эту, то есть я уже час находился при дыхании чистым кислородом. Кислород вымыл азот, что-то там осталось, но это уже пощипывало, пощипывало кончики пальцев, как вот судорога бывает».

Скафандр уменьшился в объеме, Леонов ухватился за страховочный фал и подтянул себя к шлюзовой камере корабля.

«Когда техразбор начался и, в общем-то, не очень на меня хорошо смотрел Сергей Павлович. И говорит: «Почему не докладывал? Мало того, что мы договорились, ты обязан!». Я говорю: «Ну, хорошо. Давайте будем сейчас, засекайте время. Я бы Вам доложил, что у меня проблемы, что бы Вы стали делать? Вы бы немедленно стали формировать комиссию, они бы начали меня спрашивать. А время Вы засекли? Вот. Я бы рассказал, что, как, дальше они бы пошли Вам докладывать. Что бы Вы сказали? Вы бы сказали открыть клапан, сбросить давление, но я уже умер».

Шлюз корабля был рядом с Леоновым, но зайти в него так, как это полагалось по инструкции, оказалось невозможно. И снова борьба за жизнь.

«Я родился 30-го мая 1934 года в селе Листвянка Тисульского района Кемеровской области, предгорье Алтая. Вот такой дом отцовский из лиственницы. В 37-м году отца посадили».

На отца Алексея Леонова, Архипа Алексеевича, написали донос. Колхозный зоотехник, он на время уборки был назначен на должность заведующего зерносушилкой. Рабочие пересушили зерно, статья «Вредительство», от 8-ми до15-ти лет с конфискацией имущества. В тот же день семья Леоновых стала семьей «врага народа».

«Мне было всего лишь 3 годика, но с меня сняли даже штанишки, и остался в одной рубашке - добрые соседи. Из дома нас выгнали, а нас это вот - это стая гусей, мама и с ней дети, улетают».

Вся большая семья, мама и 10 детей, была вынуждена уехать к родственникам в Кемерово, и вдруг чудо – отца освободили. Зоотехник Архип Леонов в лагерном подсобном хозяйстве вылечил стадо свиней.

«Калининградская область создана на отвоеванной у врага древней славянской земле. К новой жизни ее возродили советские люди, приехавшие со всех концов страны».

В Калининград семья Леоновых переехала через 3 года после окончания войны, в 1948-м.

«В колхозе заботливо приготовились к приезду новой большой семьи».

Послевоенный Калининград встречал приезжих разрушенными домами и замершими портовыми кранами. Город нужно было восстанавливать буквально из руин.

«Подранки военные все мы, все подранки войны. Пережили голод, работать начали рано, каждый из нас зарабатывал, как только мог, где только мог, и учился».

Бывшему Кенигсбергу были нужны опытные специалисты. В первую очередь, архитекторы и инженеры.

«Калининградские художники готовятся к выставке, посвященной 5-ти летию области».

На перекрестках люди с планшетами, мольбертами и этюдниками рисовали будущее.

«Художник назвал свою картину «Калининград строится».

Война закончилась и мечта о небе отошла на второй план. Страна возрождалась, и он, Алексей Леонов, мог сделать ее самой красивой в мире. Ближайшая к Калининграду Архитектурно-художественная школа была в Риге.

«Ну, вот это та учебная часть Академии, куда и заявился Алексей Леонов. Конечно, в то время, в 53-м году здесь все по другому было, но, в основном, то же самое. Конкурс был примерно 6-7 человек на место, так что без предварительной подготовки, средней художественной подготовки было довольно трудно поступить. Это если уж появлялся какой-то молодой человек, который, в котором видели какой-то особый дар, так сказать, если видели, что это талантливый человек, особо талантливый такой человек».

Разговор с ректором, который так неожиданно отреагировал на партизанскую вылазку в Ригу Алексея Леонова, стал первой личной победой. Теперь художник Леонов мог смело забирать вещи из Калининграда и переезжать в новую жизнь.

«И Леонов мог быть великолепным художником-монументалистом, оформителем, театральным художником, кем угодно».

Но в этот момент в истории Алексея Леонова появляется человек, который полностью переворачивает его жизнь.

«Я вышел, смотрю – бегут студенты на занятия. Я последнего схватил: «Слушай». – «Да отвяжись ты!». Но он видно посмотрел, что я не отвяжусь. «Что, как тут? Чего житуха, что?» – «Общежитие с 3-го курса, стипендия, если получишь, но, по-моему, ты ее не получишь, 500 рублей. И комната в Риге стоит 500 рублей».

Это было как ушат холодной воды. Хрупкая мечта, только что ставшая реальностью, уплывала, ускользала, разбивалась о жизнь.

«Где я на эту комнату найду денег, и думаю я: «Господи, здорово, летать буду!».

На работу в открытом космосе оставалось всего 6 минут. Войти в шлюз, как это было на тренировках, у Леонова не получается. Дальше – тень Земли, кромешная тьма, потеря ориентации и смерть.

«Я должен идти был ногами вперед, но у меня камера в руках, одной рукой держаться, сломать скафандр – это невозможно было».

Гибель Леонова на этом этапе полета не означала полного провала миссии на орбите. Сообщение в прямом эфире о выходе человека в открытый космос уже прозвучало, кинокадры уже показаны. Командир «Восхода», Павел Беляев мог посадить корабль и без Леонова.

«Вот мы сидели с Пашей, так говорили. Он говорит: «Да я б никогда на Землю не вернулся без тебя, что бы с тобой не было, я бы не вернулся». Мужской разговор, ну».

Передвигаться по страховочному фалу в открытом космосе пришлось как по канату на уроке физкультуры – смотришь куда ползешь, хватаешься за канат и ползешь дальше. Но подойти к шлюзовой камере удавалось только головой вперед.

«И тогда, держась одной рукой, взял вторую руку с камерой, втолкнул камеру в шлюз и схватился за леер. И тогда мысль, что зачем, я пойду головой вперед. И я пошел головой вперед, но мне все равно надо разворачиваться».

Входить и в шлюз, и в корабль ногами необходимо было, чтобы потом руками закрыть за собой входные люки, сначала шлюзового отсека, потом корабля.

«Когда впервые была поставлена задача, что необходимо подготовить выход в открытый космос, но габариты и спускаемого аппарата, и даже самого, самой ракеты с обтекателем, они были ограничены. И надо было как-то вписаться в эти размеры и габариты, которые существовали на тот момент. И тогда родилась вот эта оригинальная идея сложенного надувного шлюза, который располагался снаружи спускаемого аппарата, но вписывался в габариты обтекателя ракеты».

Основу конструкции шлюза составляли 12 аэробалок, 12 полых резиновых цилиндров, в которые накачивался воздух из специальных баллонов.

«Гениальное, вообще, изобретение. Ведь от нуля за 9 месяцев была сделана, вот эта конструкция, и она себя блестяще показала. В уложенном состоянии всего лишь 70 сантиметров».

Длина шлюза в развернутом состоянии 2,5 метра, внутренний диаметр – 1,02 метра, рост Леонова в скафандре - 1,90 метра, плечи – 68 см. Скафандр был оборудован ребрами жесткости, и спину в нем согнуть было почти невозможно. Тем не менее, это пришлось сделать.

«Когда разворачивался, вот это было страшно физически тяжелая нагрузка. Я, пульс был где-то далеко за 100, и вдруг я почувствовал, что у меня пот заливает глаза. Я ничего не видел, на ощупь все делал».

Технологически конструкцию шлюза нельзя было сделать жесткой – это и спасло Алексея Леонова.

«Так получилось просто, что стенки у него действительно имели такую некоторую податливость, которая, вот, помогла Алексею Архиповичу при возвращении развернуться обратно головой к выходному люку, вот. Но это было сделано не специально, это просто получилось из выбора конструкции самого шлюза».

Главная задача полета была выполнена – первый выход в открытый космос успешно завершен. Теперь – отстрел шлюзовой камеры, сход с орбиты и посадка. Однако сразу после закрытия люка и проверки систем вдруг выяснилось, что в кабине растет давление кислорода.

«Самая страшная авария – это «закислораживание» объекта».

В кабине корабля по непонятным причинам происходило замещение воздуха кислородом. Люк был закрыт, количество кислорода продолжало расти – это грозило смертельной опасностью.

«Сигнал есть, что люк закрыт, а на самом деле была микронная щель, через которую начал травиться воздух из корабля».

Система жизнеобеспечения, получив сигнал об изменении давления внутри корабля, начала заполнять недостающий объем кислородом. Леонов и Беляев установили регулировку температуры и влажности на минимум, перекрыли кран подачи кислорода.

«Вот и получалось у нас – растет-растет-растет, и вот наступило, есть такое понятие, «кислородное опьянение», мы заснули».

Воздух в корабле был как гремучий газ, разряд статического электричества, случайное срабатывание электромотора – взрыв мог произойти в любую секунду.

«Если элементарна искра, и мы превращаемся в молекулярное состояние. Вот это было, пожалуй, и потом страшно.

Холстов не хватит, если всю историю изложить. Но главные вещи, конечно, они есть. Они у меня выложены, это и авиация, и флот.

До 75-го даже года у нас не было такого ЦУПа, Центр управления полетами, как сейчас. Все объекты, они управлялись с мощного корабельного флота. «Космонавт Юрий Гагарин», вот этот красавец водоизмещением 4 тысячи тонн. В 95-м году Украина без договоренности с Россией переправила в Индию, и те во время прилива вытащили максимум его на берег, и они его как муравьи обглодали за неделю. Продали по 125 долларов за тонну металла. Помимо него были еще и «Академик Королев», «Мстислав Келдыш», «Виктор Пацаев». Вот, космонавты, которые погибли, в честь их были названы корабли».

«Экипаж космического корабля «Союз-11» к старту готов. Командир экипажа подполковник Добровольский».

«Вот это одно из гадких чувств, которое меня сопровождает всю жизнь, особенно когда я встречаюсь с детьми Добровольского».

«Желаю вам счастливого полета и успешного выполнения поставленной перед вами задачи».

Георгий Добровольский не должен был лететь на этом «Союзе», командиром корабля был назначен Алексей Леонов. Но когда предполетные тренировки уже завершались, у бортинженера экипажа Валерия Кубасова врачи нашли затемнение в легких.

«И никто не мог разобраться. Мы с ним в одной комнате, мы пьем с одного стакана, и мало ли что после старта со мной произойдет».

Потом выяснится, что у Кубасова была острая аллергическая реакция, но это потом. А тогда - отстранение от полета. В истории отечественной космонавтики это была первая замена полностью подготовленного экипажа на дублеров.

«За 11 часов до старта поменяли полностью экипаж».

Задачи, поставленные перед экипажем Георгия Добровольского, выполнялись четко и по плану. Но на 11-е сутки все пошло не так. Сначала пожар на орбитальной станции, потом ликвидация его последствий, и тут же – приказ с Земли: «Прекратить полет». После того, как экипаж закрыл люк спускаемого аппарата, бортовая система включила табло «Люк не закрыт». На Земле сразу определили, что это отказ датчика. Космонавты проверили герметичность корабля, сбросив давление в соседнем бытовом отсеке, и пошли на посадку.

«Я себя ужасно чувствую, потому, что это мой корабль, там все мое, я его готовил к полету. Они действовали по инструкции, а надо было не по инструкции».

Во время посадки на высоте около 150-ти километров произошла разгерметизация корабля, открылся вентиляционный клапан. В кабине мгновенно образовался туман, космонавты попытались ликвидировать утечку. Из-за разгерметизации у них закипела кровь, лопнули барабанные перепонки, они потеряли время, закрыв не тот клапан. Когда Виктор Пацаев обнаружил истинную причину, он уже не смог ее устранить. Экипаж Георгия Добровольского, Виктора Пацаева и Владислава Волкова спасти не удалось.

«Когда это произошло, умнее не придумали, как говорят: «Иди ты в их семью, иди ты в семью». Ну, я был командир отряда. Как им объяснить, детям, вот которые. «Дядя Леша, ты же должен лететь. Почему папа вместо тебя полетел? – говорит девочка маленькая. – Ты же должен лететь, дядя Леша». И это, конечно, как будто вот взял, вот так вот, переставил, переставил…».

«Вот это самая большая у меня картина, я больше размера не делал. Я ее сделал в память варварского разрушения этого уникального сооружения века. Корабль «Виктор Пацаев» я спас, и он находится сейчас в Калининграде, в музее Океана. Там он стоит, как представитель космического флота. Вот единственное, что я мог спасти еще».

«Восход-2» яркой звездой перемещался в космическом пространстве со спящими космонавтами на борту. На самом деле это был не сон, это было кислородное отравление. Леонов и Беляев были без сознания.

«Вот это мое кресло центральное, а Паша Беляев находился в этом кресле».

Когда космонавт спит в кабине корабля, у него всплывают над головой руки. По одной из версий Алексей Леонов рукой задел свободно перемещающийся по кабине вентиляционный шланг.

«Видите, как сделаны скобы, по земному защита, а надо то было вот здесь их сделать наоборот. И вот этот вот шланг прошелся и включил тумблер поддавливания, сработал датчик – это 1125 мм, работал с хлопом, так что мы пришли в чувство».

Высокое давление внутри корабля прижало люк, утечка воздуха прекратилась, система жизнеобеспечения отключила подачу кислорода.

«Ошибка на Земле, надо было вот так защиту делать, они ее вот так сделали, но как это сработало. Нас «пронесло», просто здесь «пронесло».

«Говорит Москва, говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза».

На Земле праздновали победу. В сообщении ТАСС, которое зачитал по радио Юрий Левитан, говорилось об удачном выходе в открытое космическое пространство, выполнении всех поставленных перед экипажем задач и хорошем самочувствии после возвращения в корабль подполковника Леонова Алексея Архиповича.

«И Алексей, и Павел Иванович Беляев, они, конечно, проявили огромное мужество, знания космической техники – это все помогло, конечно. В итоге, в итоге, хоть и нештатно, но все-таки они вернулись живыми».

Но до благополучного возвращения Леонову и Беляеву было еще далеко. На 17-м витке с Земли пришла команда готовиться к посадке. Посадка выполнялась в автоматическом режиме, корабль сам должен сам сориентироваться по солнечным и звездным датчикам, сам включить тормозную установку.

«Осталось 5 минут до включения двигателя, а ориентации нет. Что делать?».

Если корабль не сориентирован, то автоматическое включение тормозного двигателя может увести его на неизвестную траекторию, и тогда возвращение будет практически невозможно. Единственный способ этого избежать – посадить корабль вручную.

«Но, хочу обращать внимание, вот эта ось управления кораблем, центральная система «Взор», а мы лежим поперек. Это все было рассчитано на автоматическую посадку без участия экипажа. И вдруг произошло, что эта автоматическая система вышла из строя.

Это вот такая у меня есть одна картина в Звездном городке, березки такие заиндевевшие, а в Сибири я видел, как на них садятся тетерева и кормятся. Вот получилась эта картина «Тетерева кормятся».

Зимой 65-го в Звездном городке завершались тренировки выхода в открытый космос. Но за две недели до назначенного старта произошло событие, которое могло полностью изменить судьбу всего полета.

«Когда взорвался корабль при заходе на посадку, наш разведчик, к нам приехал Сергей Павлович Королев с Келдышем Мстиславом Всеволодовичем. Очень осторожно начали нам объяснять: «Понимаете, объект, вот, погиб. Мы ничего не знаем, но у нас есть предложение ваш корабль сейчас сделать беспилотником. А вам я уже дал команду заложить корабль новый, но это надо месяцев 9».

Так называемый корабль-разведчик был точной копией «Восхода-2», но только в беспилотном варианте. Из-за ошибки в командах с Земли беспилотный «Восход» сорвался в нерасчетный спуск и самоуничтожился, отказала автоматика. Пилотируемый запуск казался под угрозой отмены.

«И мы начали с Пашей очень серьезно аргументировать, что это не стоит делать, мы подготовлены хорошо. Но тут я немножко «свистанул», что мы только одних аварийных ситуаций проработали 3000. А он говорит: «Три тысячи? Ну а в полете будет 3001-ая».

Виток, на котором нужно было уходить на посадку, заканчивался, автоматика по-прежнему не могла сориентировать корабль, решение требовалось принимать немедленно.

«При отстреле шлюзовой камеры пороховыми газами закоптили поверхность солнечных датчиков, солнечного датчика. Потом вот я каждому рассказывал, как себя ведет корабль. Если осталось 5 минут, ориентации нет – смело выключай систему и переходи на ручной спуск. Это потом».

Управление кораблем находится на противоположной от космонавтов стене кабины. Система ручной ориентации слева от кресел на потолке. Управлять «Восходом» вручную можно было только вдвоем: один смотрит, другой рулит.

«Я вылез из своего кресла, залез в эту нишу. Паша лег поперек, я его держу, я не вижу, что он делает. Я спрашиваю: «Паша, как Земля – так или так?». Вот. Показывает - так. «Точно? Время, включай!».

На Земле баллистики в авральном темпе просчитывали новую траекторию посадки. Куда точно придет корабль – было не понятно. Получалось, что «Восход-2» сядет где-то в районе Урала.

«Мы не знали где именно, а когда их обнаружили, мы понимали, как им тяжело. Потому что надо было согреться, надо было, прежде всего, сохранить жизнь».

После посадки Леонов и Беляев остались один на один с глухой Пермской тайгой. Кроме скафандров у них не было ничего. Полет длился всего сутки, но вымотал космонавтов до предела. Термобелье в скафандре Леонова после всех физических нагрузок было насквозь мокрым от пота.

«Я после приземления стоял там, в тайге. Говорю: «Паш, слышишь как булькает». У меня вода была до колена, как раз за сутки потеря 6 кг веса, 6 литров. И тогда я говорю: «Слушай, я замерзну так, Паша». Температура где-то минус 20, может больше. Снял полностью весь скафандр с себя, белье снял, выжал, из скафандра вылил воду. И Паша, чтобы проявить солидарность, хотя он был сухой, тоже переоделся».

Спасатели пробивались к замерзающему экипажу трое суток.

«Семь аварий, узаконенных, классифицированных семь аварий. Ну и что, главное, что мы были подготовлены».

Возвращение на Байконур, где экипаж ждал лично Королев, был последним, но тоже нелегким испытанием. Теперь Алексей Леонов должен был рассказать главному конструктору правду обо всем, что случилось во время полета. Надежда была только на то, что победителей не судят. Из всех передряг они вышли живыми.

«Сергей Павлович побежал к нам, начали обнимать. И вот он меня обнял так, я чувствовал себя виноватым. «Я все сделал». Вот. Он: «Молодец! Спасибо!». Я еще говорю: «Я все сделал».

Ну, пожалуй, точно лет 20, наверное. Я уже был в Центре, и я был в Риге по делам служебным. И, конечно, я поехал в Академию, приехал».

«Уже будучи прославленный космонавт он пришел сюда, вот, его тут встречали».

«Я начал рассказывать, как я был, а дальше меня перебивает товарищ и говорит: «А теперь я продолжу».

«Когда он был здесь среди коллектива, там кто-то пошутил: «Ну и хорошо, что не поступил, вот зато космонавт получился».

«Мы, говорит, идем, бежим на занятия, меня останавливает охламон, начал меня спрашивать: «Ну, как тут жизнь, какая степуха?». Я видно на него уж очень произвел впечатление, что он меня на всю жизнь запомнил».

«Но все-таки космонавт-художник, можно через тире писать».

«Желтизны надо добавить, темновато взял. Картины рисовать - это не в кино показывать».