"Красный таран". Специальный репортаж (25.02.2013)

Вот так выглядит начало Третьей мировой войны. Или, как минимум, могло бы выглядеть. Справа наш военный корабль, слева американец. На боевых кораблях на полую мощность работают все системы управления и мощные антенны. Командиры держат постоянную связь между штабами, а те, в свою очередь, с высшим политическим руководством стран. И вот, наш корабль разгоняется и бьет американца в бок. Это было ровно двадцать пять лет назад. До настоящей войны, как казалось в тот момент, оставалось полторы минуты.

Наши дни. Главная база Черноморского флота России, набережная Севастополя. Выправка выдает бывших военных. Это члены экипажа того самого корабля, который 25 лет назад чуть не устроил войну. Ждут своего командира, тот давно в Москве и ушел со службы, но сегодня должен приехать. Вот ведь, на взгляд гражданского, необъяснимая вещь: уже два десятка лет никто никому не командир-подчиненный, а при появлении сухопарой фигуры в форме вытягиваются в струнку.

Обстановочка неспокойненькая, шутили в конце восьмидесятых советские скептики. Объявленное высшим политическим руководством коренное изменение жизни Советов выходит этим самым Советам боком. Гласность, перестройка, кооператив – не слова, а символы времени. Общество поделено: одни за реформы, другие резко против. Революция не за горами.

В это же самое время около границ СССР военные всего мира. Прежде всего, конечно, США начинают вести свою игру. Не прямые столкновения, конечно, но провокации как минимум. Сотни случаев, когда кораблями и самолетами имитировали прямое нападение. Десятки раз за год нарушение госграницы. Сбитый на Камчатке южно-корейский Боинг и пролет Матиаса Руста до Красной площади, после которого генералов поснимали – это все частные истории одной большой обстановочки того времени.

Два корабля и два командира, которые скоро поставят мир на грань катастрофы, в то время еще даже не догадываются о существовании друг друга. Это американец, ракетный крейсер «Йорктаун». Его только-только построили, еще краской в отсеках пахнет. Хорош, правда? Тут и самые современные крылатые ракеты, и мощные торпеды, и точных орудий не счесть. Каждый отсек герметичен. «Йорктаун» может действовать даже в условиях ядерной войны, когда вместо воздуха – пыль радиоактивная. Сейчас как раз уникальные испытания.

Рядом с кораблем взрывают огромной мощности заряд. По сути, имитируют советскую – ну, а чью же еще – ядерную бомбу. Внутри самые нужные, самые важные агрегаты, считай, подвешены, с помощью самой хитрой системы. Рядом бомба взорвалась, а они – не то что не сломались, чуть шелохнулись. Одним словом, не простой корабль, идеальный воин. В качестве девиза тут так и написали: «Победа – наша традиция».

А это корабль наш. Сторожевик «Беззаветный», в то время главный советский работяга мирового океана. Уникальные съемки: команда проекта 1135, которому принадлежал «Беззаветный», во время службы в Средиземном море. Те, кто не на боевых постах, конечно. У наших – и бассейн самодельный, и системы защиты от ядерной атаки нет вовсе. Одним словом, не ровня американцу. Но вооружен не хуже заокеанского собрата: и торпеды, и пушки, и крылатые ракеты.

Решение встретиться этим кораблям было принято здесь: Москва, старая площадь, Малый зал Администрации Президента. Раньше здесь – зал заседаний Политбюро, за год до наших событий в этих стенах – плановый Совет обороны. Во главе стола – тогда еще Генсек, Михаил Горбачев. Справа и слева – председатели Совета министров, КГБ, министр обороны, Главкомы. Главное слово на том Совете держит Главком Военно-морского флота, Владимир Чернавин.

Суть его выступления сводилась к простой мысли: надо проучить супостата, дать достойный ответ на возможную провокацию на море.

- Что предлагаете, - спрашивает Генеральный секретарь, - вы же не будете в них стрелять?

– Предлагаю создавать препятствие движению, вплоть до опасного маневрирования, а дальше, если не подействует, навал.

- А что такое навал – столкновение? - Чебриков спрашивает, могут ли быть человеческие жертвы.

- Нет, - отвечает Главком, - столкновения – это действительно катастрофа, а навал, то, что предлагается – лишь легкое, но недвусмысленное соприкосновение.

- Корабли только выберите попрочнее, - завершает дискуссию Генеральный Секретарь.

Долго ждать не пришлось. В феврале 1988 года идеальный воин «Йорктаун» и приданный эсминец «Кэрон» появляются в Черном море. Разведка доносит: тот самый случай. На перехвате уже дежурит работяга «Беззаветный» и, для второго американского корабля – «Кэрона», СКР-6. Началось.

«Мы были там, чтобы продемонстрировать Советам, что мы могли заходить в Черное море, что оно не было их личным озером, так сказать; показать флаг. Вот и все, чистая политика. Это ни в коем случае не было агрессией, просто такая игра, в которую играли на море американцы и Советы».

Вот как выглядели противники: «Беззаветный», который приклеился к «Йорктауну», и СКР-6, нацеленная на «Кэрон». Один из главных показателей в нашей истории – это водоизмещение кораблей, говоря проще, вес и размер. И тут преимущество американцев видно даже неспециалисту. У «Йорктауна» тройной перевес, у «Кэрона» – почти в девять раз.

Командирский катер, флаг, матросы – как положено, вдоль строя кораблей. Их «Беззаветного» уже давно нет, утилизировали. Но вот такой же проект, еще на ходу, еще вооружен и опасен. Они практически не говорят друг с другом, лишь изредка: «А как Миша», «А где Саша», «А как дела у Кости». Сейчас они все – там, в 1988-м.

«По трансляции было сказано, что мы идем на таран, сближаемся вплотную: закрепить все по-штормовому, задраить все переборки, выставить вахту безопасности…».

В отдельных случаях можно заходить в территориальные воды, что называется, не по приглашению. Это так называемое «право мирного прохода», чем американцы и воспользовались. Но оно, например, не подразумевает еще и работающего на полную катушку радиоэлектронного оборудования. Одним словом, это была юридическая карусель, классическое начало большой драки. Наши постоянно телеграфируют: «ваш курс ведет к пересечению…», «в случае…», «буду вынужден…». Американцы в ответ: «Мы ничего не нарушаем». В этот момент граница, в прямом и переносном значении слова, оказалась перейденной.

«Все стали подниматься на палубу, чтобы посмотреть. Понимаете, нам хотелось увидеть Россию, потому что ее никто никогда не видел – железный занавес, и все такое. С советскими тоже так было: они подходили к американскому побережью, просто чтобы посмотреть на Нью-Йорк, например. Больше всего народу собралось на палубе, довольно высоко».

Командира Богдашина принимают на корабле такого же проекта, как и его «Беззаветный». Тут почти ничего не изменилось с тех времен, аппаратуры разве что прибавилось. Тут радист, тут старпом, а командир – он на ногах, в такой ситуации у него некуда присесть. 25 лет спустя адмирал Богдашин вспоминает для нас, что творилось у него, тогда капитана второго ранга, на мостике.

Ему, который докладывает ситуацию ежеминутно, поступает команда: сблизиться и произвести действия по вытеснению нарушителя. Со стороны неспециалисту это может показаться чистым самоубийством: американец больше «Беззаветного» в три раза. Стрелять нельзя; что еще можно было придумать? Встрять перед ним – раздавит, и скажет, что так и было, ни в одной Академии, ни в одном флоте мира, ни один командир со времен первых пароходов не стоял перед такой задачей. Навал – это очень опасно, и по военно-морским законам официально значит «Слушай, я тебя в последний раз по-хорошему прошу». В той же ситуации это выглядело, как если бы первоклашка-отличник дал бы затрещину матерому дворовому хулигану. Каждый понимает, что произойдет дальше.

На корабле боевая тревога, лишь два лейтенанта надевают спасжилеты, но им быстро объяснили, КАК не сдаются русские. На глазах американцев, которые уверены в своем превосходстве, машут руками, делают неприличные жесты, спасжилеты снимают те, кому они положены, на верхней палубе. Так поступают, когда считают, что они не пригодятся. Команды «Беззаветного» и СКР-6 шли умирать. Потом вспомнят, что старпом положил руки поверх рук молодого рулевого, чтобы не дрогнул в последний момент. Что один люк задраили так, что потом кувалдой отбивали, еле открыли. Таких маленьких последних историй на двух советских кораблях было очень много.

«Если смотреть по закону, то мы, естественно, нарушили морской закон, правила предупреждения столкновения судов в море, потому что своим правым бортом били в его левый борт, а мы должны были уступить ему дорогу. С точки зрения защиты своей Родины, мы действовали абсолютно правильно».

Наших американцы не принимают в расчет до последнего. Знают, что стрелять не будут: это же война, кто на нее пойдет. «Беззаветный» притирается к «Йорк-Тауну», а наш маленький СКН-6 – к «Кэрону». Есть касание!

«Было ощущение, что они нам просто угрожают, но ничего делать не станут. Нам казалось, что они так далеко не зайдут, никто не пойдет на столкновение. Они будут идти рядом, но ничего не сделают».

Улыбок на лицах американских моряков поубавилось, но пока ничего страшного, удивление разве. Вроде как «ну-ну, и что дальше?». Мы же с вами помним, что «Йорк-Таун», не шелохнувшись, выдерживает разрыв рядом с ним многих килограммов взрывчатки.

Но то, что происходит дальше, ставит эту парочку военных кораблей, а заодно две державы, на грань настоящей войны. Ведь когда «Беззаветный» притерся к американцу – да, отскочил от его борта, как теннисный мячик, но отскочил крайне неудачно. Нос корабля ушел резко влево, а заднюю часть его – на флоте ее кормой называют – стало заносить точнехонько на корму американского крейсера.

И вот здесь-то главная проблема: у американцев с этой стороны на палубе пусковые противокорабельных ракет «Гарпун»: тонна взрывчатки в боеголовках, плюс топливо. А на «Беззаветном» – того хуже: торпедный аппарат. Взрывчатки в боеголовках еще больше, а заправлены они крайне опасной смесью, с температурой горения больше тысячи градусов. И вот если бы наши ракеты на их торпеды, был бы большой «бум».

Решение надо было принимать мгновенно. Богдашин выводит корабль из заноса, как заправский автогонщик: газ – в пол, руль – в сторону заноса. На «Беззаветном» взрывается радиостанция: «Сближение прекратить, больше не наваливаться!» Но командиру Богдашину деваться некуда: его выход из заноса смотрит точно в бок американца.

Нос «Беззаветного» врезается в «Йорк-Таун» со всей своей пролетарской нелюбовью, под идеальным, как потом выяснится, углом. Взгромоздившись на корму, наш сторожевик стал медленно сползать в море, круша все на своем пути. Вывешенный заранее якорь для большего ущерба стал, по сути, булавой: перелетев над головами американских моряков, никого не задев лишь чудом, своими железными лапами начинает рвать палубу американца. На вертолетной площадке снесены все леера, перила флотские, в щепки разнесен краб, в конце разрушены установки гарпунов. Наконец, якорная цепь лопается, и якорь улетает в море.

«Это было взаправду, это были не учения. Мы понимали, что, возможно, придется драться. Что ж, придется, так придется, нам самим этого не хотелось, не хотелось эскалации ситуации, при которой могли пострадать и мы, и они».

«Они выполняют свою задачу, которая им поставлена, а я выполняю свою задачу. Если мне поставлена задача уничтожить этого врага, я это буду делать всегда. Весь экипаж, я думаю, думал так же, как я. По крайней мере, после этого случая я получил везде одобрение от личного состава, который был на корабле».

Время замерло. Потом, как фотографии, в памяти всплыло, что в течение десятка секунд, пока корабли шли, сцепившись, командир противовоздушного комплекса пытался – внимание, вдумайтесь! – накинуть петлю на контейнер американской крылатой ракеты «Гарпун». Стащить хотел. Вот ведь, говорит, секрет бы достал. Решение созрело мгновенно: подготовить стальной трос. Не успели.

«Если бы я хотя бы «восьмерку» накинул на нее, зацепил, так мы ушли бы вместе со всей установкой. Не только с одной трубой, а, наверное, все четыре подорвали бы…».

В тот же десяток секунд загнавший молодых матросов внутрь торпедист – от греха подальше, засучив рукава, набивал воздух в торпедные аппараты – это одна из операций по подготовке к запуску. Вроде как «ща-ща, вот только мне дадут команду…».

«Я просто подумал, что целесообразнее мне будет находиться здесь, и свести к минимуму ошибки, которые могли быть».

«Реакция экипажа после столкновения сводилась к мысли: что же они сделают дальше? Мне передали ключи от ракет. Там, в арсенале, 44 ракеты на двух больших конвейерах; они все стоят вертикально, и мы сняли блокировку со всех этих ракет, буквально до последней».

«Вулкан-Фаланс» был наведен на нас, естественно. Но было бы у нас такое оружие – мы бы на них его тоже навели… Артиллерийские установки у нас тоже находились в зоне стрельбы, с углом стрельбы по воздушным целям, но, тем не менее, боезапас был подан. Осталось только произвести перезарядку».

Эсминец «Кэрон», не обращая внимания на бросающийся на него наш второй сторожевичок, начинает притирать Богдашина слева. По сути, нашего «Беззаветного» берут в клещи. Помните соотношение масс кораблей? Наш корабль лопнул бы, как яичная скорлупа, и поминай как звали. Но командир Богдашин приказывает увеличить ход, и вырывается из этих клещей вперед. «Кэрон» в догонялки играть не стал. Он прикрыл раненый бок собрата, укрыв того от третьей атаки – мало ли, эти странные русские еще раз пошли бы на таран. И, как выяснится позже, от любопытных глаз наших моряков, ведь на «Йорктауне», как говорят данные разведки, происходит страшное. У них пожар – внимание! – в хранилище специальных боевых частей, то есть ядерных боеголовок.

Американский флот никогда не комментирует подобные утверждения, но если допустить, что все это действительно имело место, тогда становится понятны действия пожарной команды. Сначала они появляются на палубе американского крейсера, но почему-то тут же сворачиваются – и бегом вниз. Это был второй раз в тот день, когда советские и американские моряки были на грани от прямого боестолкновения, на сей раз действительно ядерного. Правда, в эту версию многие не верят, считая обычной флотской байкой.

«Будь там пожар, все было бы очень серьезно. Нам бы пришлось затопить наш арсенал и орудийный отсек на корме, чтобы ни ракеты, ни снаряды не могли взорваться. Мне кажется, они видели дымовую трубу на корме, где были установлены два турбинных генератора. Обычно работал один из них, по левому борту, но после команды «занять боевые посты», когда включились все системы, электроника, они, наверное, включили и второй генератор. Именно он и дал тот дым, который валил из этой трубы».

«Если говорить конкретно об этих двух кораблях, то, скорее всего, ядерного оружия все же не было. Что касается ракет, которые пострадали от удара, ракет «Гарпун», то они точно несли обычное вооружение. Кстати, общий ущерб «Йорк-Тауна» оценивался в три миллиона долларов».

«Сразу же после инцидента «Кэмерон» сблизился с нами. Они осмотрели нас на предмет повреждений. Мы их осмотрели точно таким же образом, и на «Кэрон» врубили на полную громкость песню Born In The U.S.A, так, чтобы мы слышали. А у нас на корабле врубили I am a tiger. То есть, мотивации у нас хватало, боевой дух был высок, потому что мы отбились от русских, и потом, мы сами видели, что русский корабль лишился якоря из-за удара о нашу корму».

Эти фотографии американские моряки раньше не давали прессе. Сделаны они сразу после тарана, повреждения «Йорктауна». Вокруг ракет «Гарпун» тревожная лента «проход запрещен», с них самих сбит контейнер. А вот и чистый от поручней борт американского крейсера.

«Самое яркое впечатление, когда закончили это мероприятие: я обходил корабли со скоростью 30 узлов и проходил рядом с «Кэрон» в расстоянии 15 метров, «Кэрон» был освещен вспышками фотоаппаратов – Братская ГЭС в очереди стоит. Когда отпустило, я получил полное удовлетворение своими действиями».

Американцы покидают наши территориальные воды. Корабли наши тоже возвращаются в базу, в Севастополь. Буквально на одном крыле. Пробоина в борту, сорваны муфты двигателя, полностью разворочена гидроакустическая антенна. А дальше – как у классика: «Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!».

Флагманский штурман флота еле успел впихнуть командиру «Беззаветного» папку с документами, как того тут же в самолет – и в Москву. Он прилетает в столицу в субботу, но вызывать «на ковер» его не спешат. Поселили в закрытой гостинице от Генерального штаба: из номера – ни ногой!

По злой иронии судьбы, из окна номера, в котором жил Богдашин, видно Министерство иностранных дел. На межгосударственном уровне тут бой еще только начинается, и в том здании советские дипломаты открывают свои «артпогреба». Он проведет здесь два дня, с папкой, которую ему всучил штурман, с графином с водой, по линеечке застеленной кроватью и этим видом из окна. Два дня, в которые решалась его судьба. А ему же кричали: «Отойди, не касайся больше!», а он таранил, да еще как…

Его судьбу, как потом скажут, решил Генеральный секретарь, который после доклада сказал лишь два слова: «хорошо» и «молодцы». За слово «хорошо» его не разжаловали и не посадили, а за слово «молодцы» даже наградили. Правда, не сразу, да и не за то… Орденом Красной Звезды, официально за испытания новой техники. Как потом шутили сослуживцы, за испытания техники американской, на прочность.

Встреча с однополчанами заканчивается за накрытым столом, так, как должно. Лишь спустя какое-то время Богдашин узнает, что «Йорктаун» полгода не вылезал из ремонта. Что его действия – предмет пристального разбора на уровне министров иностранных дел, а результатом стало согласование правил мореплавания. Более того, американские военные взяли на себя обязательство не повторять подобных действий.

Кто мог тогда представить, что уже через несколько лет настанут такие времена, что командиру придется продавать личный автомобиль, чтобы элементарно покрасить боевой корабль. Что те берега, которые защищал командир Богдашин, станут частью другой страны, а военные России и США будут проводить совместные учения и заходить друг другу в порты с дружественными визитами.

«Поскольку оба американских корабля действовали по приказу правительства, для участников не было никаких негативных последствий. Но начался сбор материалов – киносъемок, фото, и так далее, чтобы представить все это русской стороне. Мы хотели подавать иск, хотели получить компенсацию за пострадавшие корабли».

«То, что мы это сделали, у меня гордость была за наш корабль, что он такой маленький, забияка, а этому крейсеру по пятаку настучали».

«Я защищал свой народ. Я защищал свою Родину. Какая бы там власть ни была, какой бы режим ни существовал и какие изменения ни происходили, люди остаются людьми. Эти люди были рядом со мной многие-многие годы, пока я служил на этом флоте. И мне абсолютно не обидно, что корабль получил повреждения, что, в конце концов, корабль был списан. Он ушел, а осталась большая человеческая память».